Дитя_Ветров

8. Цитата из стихотворения У. Блейка, перефраз строки песни погибшего барда и отсылка к сказке.


Вместе с потоком людей Арс подошёл к переходу, как и весь поток, послушно остановился, когда весёлый зелёный человечек сменился строгим красным.
К мечтательно чему-то улыбающейся девушке подобрался вроде бы прилично одетый парень, украдкой, почти не глядя потянул руки к её сумочке, тускло блеснуло лезвие.
Арс бы и не заметил, кто в толпе обращает на кого-то внимание, просто сумочка у девушки была яркая, охристо-рыжая, с бахромой и какими-то пёрышками, цепляла взгляд.
— Эй! — крикнул Арс, ещё не зная, что будет делать, и воровато обернувшийся на него парень поспешил дёрнуть сумочку на себя и попытался было удрать.
Девушка же, мигом обернувшись, прыгнула следом, поймала за рукав. Незадачливый воришка, развернувшись было к ней, шарахнулся, запутавшись в собственных ногах и сев на асфальт.
Впрочем, Арс тоже обомлел, шагнув назад. Потому что вместо тоненькой невысокой девушки посредь хмурой серости сиял тигр — текучий, золотой, охряный, полосатый, хищный и прекрасный, как сама осень.

Поток людей обтекал их, мигали светофоры, неумолчно шумел город. Здесь — было молчание, и свернувшееся, застывшее в янтаре время, и ожившее осеннее пламя.

— Тигр, о тигр светло горящий, — шепнули непослушные губы.
Тигр разинул бархатную пасть и не рыкнул, нет — зевнул. Сладко, будто домашняя кошка. Только что не потянулся, выгнув спинку.
А потом потрогал мягкой лапой зажмурившегося воришку, наклонил к нему голову, пощекотав усами.
Тот взвизгнул, отмерев, подскочил и бежать, кажется, начал, ещё не коснувшись асфальта ногами.
Тигр поглядел ему вслед, и Арс, который с детства привык к тому, что вокруг множество кошек, а потому отлично понимающий всю кошачью мимику, готов был поклясться, что выражение морды у него самое ехидное.
— Кем задуман огневой соразмерный образ твой... — Арс остатками разума понимал, что лучше бы молча и незаметно отступить, потому что даже сказочный зверь — всё-таки хищный клыкастый зверь, — да только это было сильнее него.
Вот он, тот соразмерный огненно-златой зверь из знаменитых строк, ничуть не похожий на ленивых обитателей и самого лучшего зоопарка.
Как феникс против попугая. Как вечно не-ручной-а-дикий Лев и обычный лев против него.
Будто часть осени, её пламя, чудо, что могло сбыться только в сердце её.

Тигр обернулся к нему и смущённо то ли кашлянул, то ли чихнул.

Может, он это вслух сказал?

Арс шагнул вперёд, осторожно протягивая руку ладонью вверх, показывая и позволяя обнюхать, как делал из вежливости, предлагая знакомство и доброе приятельство псу или коту.
Что уж там, пускай потом съедает. Коснуться бархатной полосатой шкуры хотелось невыносимо. Осеннее пламя ведь не обжигает?..

Тигр даже головой мотнул, отступая — мол, укусишь — ещё подхватишь что-то этакое от ненормального. А потом Арс моргнул — и тигра не стало.

— Привет? — осторожно сказала девушка — тоненькая и невысокая. Подобрала с асфальта сумочку, отряхнула.

Арс несколько раз глубоко вздохнул, утишая больно бьющееся сердце, и даже прижмурился, потому что исчезнувшее чудо — всегда больно, а потом сквозь ресницы на миг увидел вкруг девушки золотисто-янтарный ореол, и — тигриный лик, и ощущение случившегося чуда вернулось.
Девушка вздохнула, аккуратно потянула его за рукав куртки, уводя от дороги.
— Что ж ты впечатлительный такой…

Они ступали по шуршащему бледному золоту листвы на тропинках старого парка неподалёку от дороги, и девушка по-прежнему придерживала его за рукав. Будто боялась, что он то ли упадёт, то ли, напротив, взлетит — такой бездумной была голова, а внутри поселилась странная опустошённость и лёгкость, как бывает от пережитой опасности… или пережитого чуда. Дунь ветер — он и впрямь взлетит.

Девушка усадила его на скамейку, смахнув с неё сухие листья.
— Давай, приходи в себя. Дыши, слышишь?

Арс с трудом глотнул прохладного воздуха, немного заторможенно поднял на неё глаза, но отшатнулся от девичьей ладошки — кажется, она уже хотела похлопать его по щекам.
— Прости, — выдохнул он — ну правда, разве тигру и чуду говорят «вы»? — просто, понимаешь, это немного слишком. Для нас, простых смертных. К неудачам давно привыкли, а чудеса пугают нас…

Девушка засмеялась, и смех у неё был хороший — не слишком звонкий, не бархатный, а как раз такой, какой был бы у кошек, умей они смеяться вслух. Немножко похожий на мурлыканье.

— Я не чудо, я — Игра.

Арс не сразу сообразил, что это — имя.

— Арсений, — сказал он в ответ, потому что с чудесами надо быть вежливым, даже если говоришь им «ты», и никогда не помешает, чтобы они, чудеса эти, знали тебя по имени. — Ты была тигром!
— Я просто немножко умею убеждать людей, что я — тигр, — потупилась она. — Но я не умею на самом деле превращаться в тигра.
— Я видел тигра, — заупрямился Арс, потому что с чудом расставаться ревниво не желал.
Игра заулыбалась, и улыбка у неё тоже была хорошей.
— Просто у тебя хорошее воображение. Вот я — воображаю себя тигром. А если я в это поверю всем сердцем, то и люди рядом — поверят. Но это не значит, что я отращу себе хвост!

Арс на всякий случай потрогал прохладную ладошку. Нет, настоящая. Точно не воображаемая. Да и принято воображать каких-нибудь героев-защитников, суперменов, железноменов и кого там ещё, а не тоненьких сероглазых девочек, пусть и вышедших из сердца осени и умеющих насмешливо, но ничуточки не обидно улыбаться. И быть немножко тигром.
— Хотя, знаешь, от полосатого хвоста я б, пожалуй, не отказалась.

В серых глазах дрожали отблески бледного золотистого пламени.

— Игра, — повторил он, пробуя на вкус звучание. — А как ты это делаешь? И зачем?
Игра откинула назад лезущую в глаза чёлку, пожала плечами.
— Мне просто нравится воображать себя тигром. Как кому-то там себя — героем фильма, или космонавтом, или кем-то ещё. А как — не знаю. Просто я вдыхаю осень, ощущаю, что я в сердце её, делаю шаг всей собой — знаешь, как тот шаг веры в «Индиане Джонсе», — и вот уже вокруг меня как бы ткётся тигриная шкурка. Но я-то не оборотень, как в книжках и фильмах. Я — Игра.

И Арс принял это. Всё равно чудо нельзя объяснять, иначе оно может и перестать чудом быть.

Октябрь, осенний разлом, грань меж холодом и теплом, ушедшим летом и обманчиво-благодушной, как ленивый тигр, осенью, прячущей острые ледяные клыки за бархатом дневной шкурки.
И невозможный тигр, который только воображает себе лапы и хвост, и усы, и полоски. Так почему б чуду не вообразить себя самому, если больше некому? И когда, как не осенью, когда и самый нечуткий кожей чувствует хрупкость и близость граней, невольно ёжится от собачьего воя в непроглядных сумерках, что обрушиваются осенью резко, как вода?

— Гляди вокруг, — сказала Игра, закружилась, раскинув руки, как крылья, запрокинула голову к нежному акварельному небу в мазках облаков.
Не потому, что желала показать себя, а просто, кажется, не могла стоять на месте — осень звала куда-то, слышимая даже за городским шумом и вечной ожидающей тишиной, а если ты — тигр, а не перелётная птица, то что остаётся делать?
— Почувствуй: мы — в самом сердце осени! Она случается прямо вокруг нас, с нами...
Он — глядел, дышал горьким воздухом, украдкой даже прижимал ладонь к груди — странно щемило сердце.
— Разве можно — тигром не быть? — Игра по-кошачьи шаловливо шлёпнула по собранной куче листвы, рассыпая, вздымая её в воздух.
И, кажется, снова на минутку вообразила себя тигром, потому что увиделся несолидно валяющийся на спине и ловящий падающие листья, ударяющий по ним лапой зверь.

Случайный прохожий поднял взгляд от телефона, шарахнулся, на всякий случай обошёл их стороной, то и дело оглядываясь.

— Извините. Осенью просто совершенно необходимо выгуливать своих тигров, — сказал ему вслед Арс. — Потому что ну не летом же это делать, а они, бедняги, нервничают, ведь нервные клетки не восстанавливаются*.

Прохожий вжал голову в плечи и ускорил шаг, почти побежал.
Игра радостно захохотала.

Кто сказал, что осень — время лис?
Да и вообще — есть ли время в бесконечный и краткий миг октября?
— Я верю в тигра, — на всякий случай сказал Арс: вдруг осенним тиграм, как тем феям, это необходимо?

Игра замерла, потом перетекла из «морская фигура, замри» в позу более расслабленную, улыбнулась по-кошачьи лукаво, махнула на прощанье рукой и скользнула в тень — гибкая, тонкая, и тени ожили, осенние тени, охряные, золотые, переливаясь, играя, растворяя тигра.
Конечно, ни одно чудо не может остаться надолго, потому что может и перестать быть чудом.
— Ты придёшь ещё? — запоздало крикнул вслед Арс.

Ветер насмешливо дунул в лицо, встрепал волосы прохладной ладонью, вскинул и закружил пригоршни ломких сухих листьев.

Тигр светло горящий…

Тени, древние охряные тени осени, хищные и прекрасные, полосатые как тигры, дыхание ветра, доносящее запах палой листвы — земля и прель, тоска утраты, страх и предвкушение неизведанного, что совсем рядом, за истончившейся гранью.
Кажется, сложи ладони, поймав рассыпанный в воздухе янтарь, дунь на него — загорится искорка.
Из отпущенной искорки разгорится на ветру золотое пламя, выступит тигр из скользящих неверных теней, сияя янтарными глазами...
Зима мертва, а осень — дышит и зовёт.
Бесшумно ступает тигр, и златом горят листья в следах тигриных лап.

*отсылка к почти анекдоту: «Не разрушайте мои нервные клетки, в них сидят нервные тигры...»