читать дальшеНаконец-то дома! Иринка вбежала в квартиру, принеся с собой морозный свежий, какой-то хрустящий запах. Бррррррр! Ну и холодрыга!!
Стащила сапожки задеревеневшими красными от холода руками. И скорее к батареям.
Тепло! Теплоооо! Батареи прямо-таки обжигали. Видимо, на котельной поддали жару из-за надвигающегося мороза. Да уж. В кои-то веки на Новый Год грязи не будет.
Иринка в носках прокралась к своим. Заглянула в тёмную комнату. Спят. Не удержалась – тихо-тихо, как мышка, проскользнула к дочке. Поправила одеяло. Спит, маленькая. Тёпленькая такая – Иринка не могла не улыбаться.
Дочке пока два годика. Волосики по подушке разметались, губки приоткрылись, сопит во сне носиком. Прямо зацеловала бы!
Иринка вздохнула. Весь день. Весь день – работа, работа, работа. Женщина опять вздохнула. Вернулась на кухню. А что делать?
Вдвоём с матерью – один выход. Иринке пришлось выйти на работу. Получает она больше, а с дочкой мама сидит. Снова вздохнула. Поглядела на себя в тёмное оконное стекло.
Откинула волосы, вздёрнула подбородок. Красивая ещё. Да. Улыбнулась сама себе. Улыбка вышла жалкая. Некогда. Всё – некогда. Ни на себя, ни на ребёнка времени нет.
Нажала кнопочку чайника. И думать нечего теперь-то, с ребёнком. Потянулась за чашкой – и чуть не выронила её.
В окно на неё смотрел человек.
Иринка закрыла глаза. Не может быть! Не может быть! Страх стиснул холодной лапой сердце и заставил открыть глаза. Никого нет.
Фууу!.. Дрогнувшей рукой поставила чашку. Да и не могло быть – этаж-то пятый.
Неспеша глотая горячий чай, задумалась. Странное какое-то лицо привиделось. Словно и не лицо вовсе, а так… Снежные ветряные нити сложились в образ.
Вот так и появляются сказки о снежных призраках. Ирка хмыкнула и пошла мыть посуду.
После, припрятав подарок для дочи, уже в постели, Иринка размечталась. Представляла, улыбаясь, как девчонка развернёт поутру свою куклу. Как загорятся глазки. Запрыгает, обниматься полезет. Малявка моя…
С тем и заснула.
Проснулась от ужаса. Липкий, мохнатый. Он своими лапами стискивал грудь. Не давал дышать. Иринка попыталась вспомнить, что же ей такое приснилось? И не могла… Помнила только холод. Противно запикал будильник.
Силой воли заставила себя откинуть одеяло, поёжилась. Холодно! А уж ледяной пол для тёплых ног! Ух!! Бодрит! Бегом под тёплый душ!
Пока завтракала, поднялась мама.
- Доброе утро, мам!
- Доброе! – мама оглядела дочь, долго смотрела в лицо. Как только приходили настоящие холода, мать становилась вот такой. Подозрительной и чужой. Словно всё чего-то выискивала в Ирке.
- Ну, чего ты опять, мам?
Мама и сейчас, до сих пор ещё выглядела подтянутой и довольно привлекательной. Знакомые рассказывали о том, какой она красавицей была в молодости. Да видно, правду говорят: не родись красивой… и дочке вместе с красотой свою судьбу передала.
Женщина передёрнула плечами:
- Да ничего… - и снова внимательный взгляд.
Уходя, Иринка обняла её за плечи и прошептала в ухо:
- Всё хорошо, мамуль! Всё хорошо!
Та покивала, но взгляд был страдающий.
Когда была младше, Иринка часто приставала к ней с расспросами. Но мама всегда отмалчивалась или злилась. Теперь уже Ирка не спрашивала. Приняла как данность эту странную смену настроения. У каждого бывают свои особенности. Вот и у мамы. Такая особенность: становиться подозрительной в холода. Или испуганной?
Прошло несколько суматошных предновогодних дней. Отчёты, отчёты, отчёты. В которых совершенно неожиданно всплывали ошибки. Начальника нагибало более начальственное начальство, а он, в свою очередь, нагибал всех остальных. Иринка приползала домой в темноте и уходила в темноте. Снег и ветер, ледяные крупинки в лицо. Дойти до метро становилось подвигом, а оказаться в помещении, где тепло и нет секущего кожу снега – маленьким кусочком рая.
Ирка вымоталась. А ещё этот Новый Год… И сны.
Она их не помнила, только каждый раз вскакивала в ужасе. И не могла никак отдышаться. А сегодня ночью, уже под утро, её угораздило вскрикнуть во сне.
И утро началось с маминого молчаливого «осмотра». Когда Иринка спросила в третий раз, мол, чего случилось-то? Мама тихо, не глядя в глаза, спросила:
- Что тебе снится?
Ирка с напускной небрежностью пожала плечами, отхлебнула крепкий и почти кипящий, чай:
- Да ничего… - подняла глаза от дымящейся чашки и натолкнулась на такой же дымящийся мамин взгляд.
- Мам! Я не помню. Страшное что-то. – мама молчала.
- Ну, всё, я побежала! А то шеф загрызёт!
Глянула на бегу в зеркало. Вздохнула. Ну и видок! Ничего, выходных куча – отосплюсь. И отогреюсь.
Хлопнув дверью, стала спускаться по лестнице. Холодно!! Как же холодно! Этот холод проникал в неё. Пролезал под юбку, морозил ноги, леденил лицо. Он, казалось, забирался в её худенькое тело с настойчивостью голодного паразита.
Ирке захотелось плакать от обиды – ну почему я должна куда-то идти! Когда так хочется закутаться в плед и сидеть в обнимку с горячей чашкой чаю возле батареи! И чтобы потом, когда серенький зимний день всё-таки прорвётся сквозь густую ночную тьму, Юлька притопала бы к ней с босыми, холоднючими ногами. Залезла в тепло, обняла ручонками. Иринка улыбнулась.
И тут же встала. На нижней лестничной клетке опять не было света. Блин!
Оглянулась. Может, хлопнет где дверь? Чтобы не одной спускаться в темноту? Блин!
Судорожно вцепившись в перила перчаткой, нашарила телефон в кармане пальтишка. Подсвечивая себе тускловатым рассеянным светом этого карманного чуда, Ирка осторожно принялась спускаться. Ступенька за ступенькой. А всё существо вопило внутри: беги! Беги!! Не ходи туда, в темноту.
Ирка почувствовала, как вспотели ладони. Но упрямо шла – на работу надо. Если опоздаю… Ух, что будет!
И, отвлекшись, на эти бытовые мысли, женщина зашагала вниз.
И когда от железной, промёрзшей и обындевевшей за ночь двери отделилась синевато светящаяся фигура, Иринка не сразу осознала, ЧТО именно она видит.
С минуту стояла, поражённая. И тот, напротив, стоял. И ухмылялся.
Железно связкнул ключ, проворачиваясь в замке, и противный скрип двери выпустил на площадку тёплый живой свет.
- А, Ирин, привет! – сосед вышел на лестницу.
- Вот блин! Опять сгорела! – это он к лампочке.
- П-привет, Лёш!
Женщина всё ещё не могла оторвать взгляда от места, где только что был… Кто? Или что? Всё же отвернулась:
- А ты чего так рано?
- Да мне…
За суетной беготнёй в офисе, Иринка совсем позабыла про утренний морок. Лишь вечером, уже выйдя на тёмную улицу, под снежные хлопья, вспомнила о нём. И остановилась. Пожалела, что одна пошла – никого не подождала из девчонок. Оглянулась, раздумывая. Не вернуться ли?
Да ну, в самом-то деле! Померещилось с недосыпу! И она, загнав страх поглубже, упрямо зашагала ко входу в метро. Пригибаясь от ветра и почти бегом по снежному крошеву. Каблучки утопали в нём, и, как ни спеши, получалось всё равно медленно.
Улица здесь утопала в свете. В неживом свете рекламы, новогодних поздравлений, проезжающих машин и низких громадных окон магазинов. Иринка поглядывала изредка на своё отражение. А вроде ничего ещё. Может, пойти всё же на корпоратив? Да нет… Опять напьются все, как…
- Иди ко мне!
Шёпот был столь явным и громким, что женщина обернулась. Вокруг бежали по своим делам люди, никому до неё дела не было.
- Иди! Ко мне иди!
Иринка остановилась. Оглянулась вокруг. Даже вверх посмотрела. Только спешащие прохожие кругом. И они явно ничего не слышали. С ума я схожу, что ли? Таблеточек попить. Пустырничку, что ли?
Потрясла головой, отгоняя морок. Шагнула раз, и:
- Пойдём со мной, дитя!
Это я-то дитя?
- Ты. Ты – моя дочь.
Ты мои мысли слышишь?
- Слышу.
Иринка снова поспешила к метро. Холод, казалось, ласкал её тело, промораживая его всё глубже и глубже. Тёплым оставался только живот. А всё остальное было уже почти ледяным.
Папаша, значит, объявился. Не поздновато-ли? Ух, какая злость полыхнула! Иринка даже согрелась немного. Папаша, значит. А не пошёл бы ты, батя! Ответомпрозвучал смех.
Ну и дела! Пустырничку и спать. А то так и в дурку загремишь. А мне нельзя – у меня ребёнок. Воспоминание о Юльке придало сил и Иринка наконец добралась до тёплой влажности метрополитена.
Толпа, толпа. Мокрая от снега и тепла. Фу! Закрыть глаза и куда-нибудь в уголок. Здесь хотя бы голоса этого нет. И тепло.
Сегодня Иринка пораньше вернулась. Сама уложила Юльку. Почитала ей, поцеловала на ночь.
Потом они с мамой пили чай. Иринка всё думала о работе, но мысли нет-нет, да и возвращались к этому странному голосу. И призрак утренний вспомнился. Подняла глаза на мать и встретила её, такой же напряжённо-внимательный взгляд.
- Мам! А кто был моим отцом?
Чашка звякнула, покатившись по столу. Чай закапал на пол.
Мама вскочила, принялась суетливо вытирать. Когда лужицы были осушены тряпками, Иринка повторила свой вопрос. Мама молчала, опустив глаза.
- Мам! Ты столько мне врала!
Мама отвернулась, обхватив себя руками. Смотрела в тёмное стекло. На него липли снежинки, скапливаясь внизу маленьким сугробиком. Как пушистые пёрышки, метались в темноте за стеклом и всё же опускались на землю и крыши, расставаясь с ветром. Почти навсегда. Только иногда уже улёгшиеся снежные пёрышки ветер вздымал с их места, и вновь принимался играть с их судьбами.
Слова прозвучали тихо:
- Приходил, значит…
Иринка открыла рот, внутри всё опустело. Сердце рухнуло куда-то и разбилось. Значит… Нет! Нет!
- Нет!!
- Да не ори ты! Юльку разбудишь!! – злой мамин шёпот отрезвил Ирку, как-то приземлив потерявший опору рассудок.
- То есть он и вправду мой… - она вздохнула судорожно.
- А чего он хочет от меня? И кто он такой?
- Холод… Ему нужны такие, как ты. Вы, рождённые тёплыми и живыми, только вы знаете, как заморозить… Как забрать всё тепло из живого. Знаете, как чувствует себя тёплая жизнь в ледяную стынь. А он этого не знает.
- Мама! – ужас ворочался внутри, пожирая разум.
Мать оглянулась на дочь.
- Я думала, он никогда не придёт. Никогда не позовёт тебя. Он обещал…
- Я могу отказаться?
- Можешь. Но не захочешь.
Мать смотрела на неё, как на чужую. Уже как на чужую.
- Мама! – Иринка бросилась и обняла мать, как раньше, когда сама была маленькой. Та, как-то сомневаясь, погладила её по волосам, и Иринка заговорила сбивчиво и быстро:
- Мамочка моя! У меня есть ты, у меня есть Юлька. Зачем мне куда-то? Да и вообще… Бред какой-то!..
Заглянула в глаза маме. Та смотрела всё так же строго и отчуждённо.
Ирка прикусила губы.
- Ладно. Я никуда не пойду завтра. Скажу… Не знаю, чего скажу… Но пока посижу дома.
Иринка сомневалась, что ей позволят остаться завтра, в последний рабочий день, дома. Но попробовать можно. И она почувствовала, как крепко её обняли руки матери.
Иринка легла сегодня в Юлькиной комнате. Бессознательно ей хотелось быть поближе к маленькой, такой живой и родной. Ей казалось, что эта теплота её защитит. Ирка мёрзла уже и в тёплой пижаме под толстым своим одеялом.
Сколько себя помнила, она всегда мёрзла. Как только приходили холода, ей хотелось закутаться во что-нибудь и сидеть возле тёплой батареи. В конце концов, она привыкла к этому постоянному холоду, думая, что это нормально и обычно для всех. Что все так мёрзнут зимой и осенью, и в начале весны.
Холод не давал ей уснуть. Она возилась и ворочалась. До чего же холодно!
Встала, уже измучившись, побрела на кухню, к чайнику. И с горячей чашкой, ощущая, как тепло потихоньку проникает в желудок, а оттуда в душу, обернулась к окну. Лицо!
Иринка вздрогнула, отпила горячего, смотря в глаза своему мучителю.
- Идём! Я дам тебе власть! Я дам тебе вечность!
И я увижу, как умрёт моя дочь? Нет!!
- Ты моя. Ты уже моя! Открой окно, иди ко мне! Снег укутает тебя, согреет. И мы вместе, пойдём по зимней земле. Иди ко мне, моя дочь! Моя Снега! Иди ко мне! Иди! Иди!
Иринка смотрела на бородатое снежное лицо. Глотнула чаю и отвернулась.
Но даже отвернувшись, она слышала его зов. Делая вид, что ей всё равно, неспешно допила чай. Поставила чашку. Обернулась к окну. Отец улыбнулся. Он был одет в какое-то подобие хитона. Сильное тело крепкого человека. Взгляд пронзительный, синий. И всё лицо, да и весь облик оставляли по себе ощущение стремления куда-то. К чему-то… Ей не ведомому. Он улыбнулся:
- Иди ко мне, и узнаешь! Иди, Снега, иди!
Женщина закрыла уши руками, зажмурилась. Но это не помогало.
- Снега! Ты слышишь меня сердцем. Тебе никуда не деться от себя самой!
- Нет!! Я – человек! Мне есть кого любить, мне есть ради кого жить!
Существо за окном снова улыбнулось:
- Так я могу забрать их. Вместо тебя. Раз уж ты так хочешь жить.
И Холод протянул руку в сторону, туда, где спали мама и дочь.
- Нет… - она устала бороться.
Тихо, чтобы никто не услышал, прокралась к двери. Отперла её, обернулась внутрь квартиры. Одеяло свалилось. Сердце рвалось к ним, к родным, к любимым. Но оно уже тоже начало замерзать, поддаваясь холоду. Или Холоду.
Снега сбежала по бетонным ступенькам, распахнула дверь подъезда. Снег, мятущиеся в ветреном сумасшествии хлопья. Темнота, только усиленная придверными фонарями.
В тёмных волосах красиво смотрелись белые снежинки.
- Бери! Я пришла!
Раскинутые навстречу Холоду руки. Ничто не мешает больше забрать ему последнее тепло её сердца. Превратить в такую же, как он сам. В повелительницу холода и снега.
«Юлька». И слезинка замёрзла на щеке.
Странная эта была семья. Бабушка да внучка. Вроде всё нормально, но под Новый Год бабушка никуда не выпускает Юльку. Везде с ней, везде за ручку. А то и вовсе дома сидят. А по ночам те, кто умеет видеть, замечают синевато светящуюся женскую тень, мятущуюся возле их окон. Она вглядывается в плотно зашторенные квадратики света, ищет щелку. Ищет вход в тепло. Вход в сердце своей дочери. Увести её с собой. И бабушка плачет ночами, обнимая девочку. А та во сне шепчет:
- Пусти, бабушка! Пусти! Меня мама зовёт! Мама пришла! Пусти!! (с)
Взято здесь pikabu.ru/story/kholod_avtorskaya_skazka_304343...