Дитя_Ветров

большой размер

Бессмертный безумец.

Третьего дня он родился на свет, в месте – черней не найти.
Средь пней и коряг где теряется след, сходящих с прямого пути.
В водянистой глуши порождение тьмы, впервые открыло глаза.
На сумрачный мир, полный тайной красы, и в ней затаенного зла.

Он выбрался из водянистых болот и рос не по дням, по часам,
От худеньких плеч и до черных волос, внимая лесным голосам.
По венам его - старой магии кровь, венец дикой розы вплетен
В нем древняя мощь позабытых веков, он признан негласным царем.

Не ведая солнца, степей и полей, не зная цены небесам,
Был полностью верен приюту зверей, хранил веру леса и храм.
Шли годы. И вот неприкаянный луч (Какой черт его, да принес?)
Приковал его взгляд, проглянув из-за туч, сквозь ветви дубов и берез.

Златовласка, прекрасней росы по утру, в глуши заплутала и вот,
Средь пней и трясин на ведьминском кругу, смешалась и дальше нейдет.
Он птиц ей послал, путеводных зверей и вывел бедняжку на свет,
Но образ красавицы в сердце застыл, прожег ее точный портрет.

Показаться ль ему? Да такой, как она? Уж нет, лучше этого смерть.
Надежно скрывают кусты и трава, но все ж позволяют смотреть.
Почему же с тех пор каждый день, да чуть свет, приходит в лес косы чесать?
Песни поет и внимает ей тень, не может уже не внимать.

«Покажись мне!» - зовет, - «Мудрых древ Чародей, что спас меня и приютил!
Ужели не слышишь, иль песни моей, слова старый лес поглотил?
Выйди ко мне, я тебя не боюсь, я видела блеск твоих глаз!
Я тебе лишь пою, за тебя лишь молюсь!»

Пред нею возник он тотчас.

Робкою, бледной и тонкой рукой коснулся прекрасных волос.
Головою поник ей на грудь, и, дрожа, священную клятву принес.
Сердца двух созданий, в тот день, видел лес, слились незаметно в одно.
Но жаль, не бывает извечных чудес, и свету быть с тьмой не должно.

Златовласка, увы, была дочкой царя, в младенчестве обручена
В назначенный срок в церкви у алтаря, женою стать обречена.
И пусть тот царевич хоть трижды красив, любви в ней к нему ни на грош,
Душа рвется птицей в бескрайний массив, к тому, кто ей мил и хорош.

И в ту беспросветную темную ночь, захватив лишь лучину с собой,
Царевна сбежала, гонимая прочь, на встречу с злодейкой-судьбой.
Эх, знала б она, что царевич-жених, не сможет обиды простить,
От гнева не свой, на расправу столь лих, все даст, чтоб ее возвратить.

И не пожалеет, не дрогнет рука, не слушая боле речей,
«Раз ты предпочла не того жениха, так быть тебе, верно ничьей».
У самого леса, рукою подать, настигнет невесту мечом.
И бросит ее на траву умирать, под первым рассветным лучом.

Уедет, не дрогнув, жестокий палач, не зная, что в тьме, за листвой,
Сердце мага замрет, испустив тихий плач, а затем разразится грозой.
Тяжелая мука, предчувствия гром, отнимет возможность дышать,
Лесной чародей, испустив тихий стон, в мгновенье все сможет понять.

Царь холмов и болот, дубов и елей, всесилен и да, всемогущ,
Но только лишь там, где поет соловей и нет края зелени кущ.

Увы, силы нет, где деревьям конец, беспомощен царь там и жалок,
Но, сорвав с головы свой колючий венец, он адским зажегся пожаром.

Не в силах смотреть, должен был покарать, и все, что в нем было живого
Устремилось на месть, стало целью отнять, способность дышать у другого.
Убийцу в степи черный ворон настиг и, клювом сражен, как кинжалом,
Испустив свой последний отчаянный крик, Царевич поник под ударом.
И слышало небо, кровавый рассвет, как с губ мертвеца жуть проклятья,
Сорвалась, и стал ворон бессилен в момент, пал камнем в земные обьятья.

С тех пор он бессмертен и сердце черно, страшен, безумен и плох.
От тоски безнадежной, от злобы пустой, весь сжался, как тень и усох.
Бродил средь полян, словно загнанный зверь, сорвавшийся в полночь с цепи
И выл на луну, ведь страшнее потерь, душе не дано понести.

Стал жесток, расчетлив, коварен, силен, от скорби умом повредился,
И сам не заметил, как болью пленен, в чистейшее зло превратился.
Везде он искал золотую косу, как ту, что милей ему всех,
И верил: «Найду, непременно спасу», - и эхом шел по лесу смех.

Несчетно царевен похитил, унес, ища в них той клятвы слова,
И верил, что тысячи пролитых слез, вернут одну, что умерла.
Стал вечным злодеем, внушающим страх, похожим на смерть стариком,
Надежду лелеял, над золотом чах, уже не мечтал ни о ком.

Но блеском монет все старался унять, сердечную страшную боль.
Заставлял всех в округе подобно страдать, несчастный колдун и король.
Была она нежной, как ветер лесной, сияла любовью очей.

Он с ней был другим.
А теперь стал собой.

Бессмертный безумец -

Кащей.