Дитя_Ветров

Сентябрь пахнет виноградом. Душистые гроздья не умещаются в корзины, распирают их, грозят вывалиться и вывалять все вокруг в сладком, пьяном соке. Еще не вино, но уже кружит голову, и молодой сборщик урожая, аппетитно надкусывая виноградную кисть, явно мечтает о том, чтобы опрокинуть чарку. Шапка лихо сдвинута набекрень, а взгляд как-то особенно задумчиво отведен в сторону от молодки на сносях. Может быть, все вполне благопристойно, и едок винограда - законный муж своей весьма недурной половины. А может быть, законный муж усердно трудится на сборе господского винограда чуть впереди, не подозревая, что кто-то тем временем поработал в его собственном "винограднике". Сюжет для "Декамерона" или иллюстрация к нему. читать дальшеХудожник, создавший передний план миниатюры "Сентябрь" в "Роскошном часослове герцога Беррийского", ориентировался на популярные в эпоху Возрождения сборники новелл, где обыгрывались все возможные варианты любовных похождений. Впрочем, не только занятная парочка, но и каждый персонаж здесь может стать героем плутовской новеллы, будь то меланхоличный, похожий на Пьеро, паренек, управляющий телегой с собранным урожаем, или еще один сборщик, непочтительно подставивший зад прямо под нос зрителю. Перед нами - страница живого, бойкого, непочтительно умного текста, и ковер виноградника, сотканный из бледных оттенков зеленого, голубого и желтого, выглядит ее виртуозным обрамлением, а светлые прочерки дорог - полями, что отделяют одну страницу от другой.
Самое интересное, что молодое вино плутовского переднего плана налито в старые мехи. Работу над миниатюрой начинал кто-то из братьев Лимбург, и начал он ее с заднего плана, с изображения замка Сомюр возле Анжера. Замок сохранился до наших дней, но не ищите в нем сходства с архитектурной грезой на миниатюре. Реальный замок неоднократно менял владельцев и даже назначение (например, служил тюрьмой в начале XIX века), но главное - кто бы из братьев Лимбург не начинал работу над этой миниатюрой, он создавал собственный сюжет, и это - сюжет аллегорического рыцарского романа сродни "Роману о Розе". Некая молодая женщина, которая выглядит как знатная дама, переодетая пастушкой, то ли направляется к замку, то ли выходит из него. В руках у нее дорожный посох, и стоит она - да, да, на том самом сказочном перепутье, когда любая из дорог ведет в неизвестность, но нужно выбрать одну, единственно верную. К даме приближаются осел и впряженные в повозку быки. Символ страстей? Опасностей? Испытаний? Что бы то ни было, оно рождает тревогу. Но из белоснежного замка скачет оседланная лошадь, и это видится знаком спасения из беды, ведь сам замок - скорее, храм Грааля, чем владение некоего земного и не слишком-то возвышенного человека.
Если бы автор заднего плана продолжил работу над миниатюрой, мы увидели бы еще одну мистерию в духе "Мая" или "Августа". Но пришла чума, художник умер вместе с заказчиком, а работу, уже для нового заказчика, продолжил Жан Коломб, мастер, придерживавшийся новых взглядов и нового направления в живописи. Рыцарский роман, как и готическое искусство, для него были пыльной ветошью, которую стоило сбросить с телеги современности, нагрузив телегу по-житейски увлекательными плутовскими байками. А поскольку миниатюра уже была наполовину готова, то он ее не переписал, а просто продолжил. Так и получилось, что влил новое вино в старые мехи. И, знаете, случилось чудо. Старые мехи выдержали. Два плана ужились друг с другом. Более того, все мистические ассоциации, связанные со сбором винограда, отчетливо проступают сквозь мирской мотив, взмывая к золотым флюгерам замка, к осеннему прозрачному небу и выше, выше, выше - к самому сердцу зрителя.