Дитя_Ветров

"Роскошный часослов герцога Беррийского" - аллегорическое повествование, воплотившее в красках все жанры и сюжеты литературы Средних веков и Возрождения: от рыцарского романа до фаблио, от лирики трубадуров до народных баллад, от назидательных поучений до фарсовых представлений. Вы хотите мета-роман в духе борхесовского сада? Раскройте "Часослов".
читать дальшеВот хотя бы на "Ноябре" раскройте. Казалось бы - что тут такого. Пасут бесштанные крестьяне жилистых свиней на опушке промозглого, готовящегося к зимней спячке леса. Грубоватые, хотя и колоритные, лица пастухов, виртуозно выписанные хвостики свиней, и даже пни и голые ветки не забыты - автору "Ноября" (автором, скорее всего, был Жан Коломб, работавший над Часословом после Лимбургов) присущ реализм. Только реализм - явление неоднородное. Что делает брейгелевское возвращение с зимней охоты картиной мира? Медитативность изображения. Замедленный "темп", выбранный ракурс, построение композиции, цветовая гамма - все притягивает взгляд и долго не отпускает. То же самое - в "Чете Арнольфини" Яна ван Эйка. Картина - хрустальный шар на гипнотическом сеансе. То же самое - календарный цикл "Роскошного часослова". "Ноябрь" можно рассматривать, не замечая времени. Сначала взгляд выхватывает забавные детали, вроде тех самых свиных хвостиков. Потом замечает богатство цвета: все оттенки синего на заднем плане, разнообразие желтого, белого, бурого, серо-зеленого в кронах деревьев, светло- и темно-розовый и лиловый в котте крестьянина, светло-серые оттенки - в шерсти пса. Замечает бесчисленное множество деталей: одинокое дерево с голыми ветками на вершине горы, реку вдали, за лесом, желуди на земле, белые ягоды на кусте, клочковатую яму в земле, первые звезды в небе.
А потом открывается новый план. "Ноябрь" - не только сцена из крестьянского быта, и не столько описание сезонных работ. Это - "зерцало" и "поучение", популярнейшие жанры средневекововой литературы, в коих говорится о человеческих пороках и добродетелях, мерах самовоспитания и цели жизни. И уже не кажется странной театральная поза виллана на первом плане - ведь это не виллан вовсе, а страж, сдерживающий человеческие пороки (как тут не вспомнить неоднократные упоминания в житийной литературе ветхой и неприглядной одежды великих святых, по которой их принимали за сервов и вилланов, и обращались соответственно) и саркастичные улыбки свиней (олицетворяющих те самые пороки), и строгий, внимательный взгляд собаки (бдительность - первое оружие в борьбе со своими недостатками). Замечу здесь, что изображения животных в "Часослове" - тема, заслуживающая отдельного рассмотрения, но здесь уже нужны мастерство и знания искусствоведа.
Примечательно, что реалистичный первый план переходит в изображение волшебного леса (снова тот самый дантовский "сумрачный лес") и вымышленного замка - в отличие от замков на предыдущих миниатюрах этот не имеет реального прототипа, а светлеющая за темными деревьями река выглядит трансцендентным реальному миру Беловодьем, равно как и сапфирового цвета горы, между которыми она течет - скорее, горы, огораживающие Эдемский сад, чем конкретная местность на карте Франции. Туда, к неземной реке и мистическим вершинам, обращен взор человека на первом плане. Там - высшая цель и конечная точка земного пути. Но - работа еще не окончена, и надо оставаться в мире земных вещей, сдерживая свои вполне земные несовершенства...